Берт Хоппе - немецкий журналист, фотограф и ученый, имеющий докторскую степень по истории и работающий в Центре изучения Холокоста при Институте современной истории в Берлине. С личного разрешения господина Хоппе публикуем его статью, которую ранее разместило Федеральное агентство гражданского образования Германии. Оригинал на немецком языке - здесь.

До российской оккупации в конце февраля 2014 года Крым для большей части немецкой общественности оставался в сознании исключительно как туристическое направление. Об истории Крыма, особенно о немецкой оккупации во время Второй мировой войны и совершенных тогда массовых преступлениях, существовали самые смутные представления. Это неудивительно, учитывая общий недостаток знаний о странах Восточной Европы, особенно об Украине. Немецкий взгляд на восток долгое время формировался под влиянием "российского комплекса", возникшего в первой половине ХХ века, в тени которого Украина оставалась даже после обретения ею в 1991 году окончательной независимости.

Одной из самых заметных представительниц такого образа мышления остается Габриэле Кроне-Шмальц, которая свой символический капитал "эксперта по России" и сегодня черпает из бывшего статуса корреспондента ARD в Москве и в 2014 году оправдывала аннексию Крыма как западный "акт самообороны" России. Никакие обстоятельства на самом полуострове, все, что происходило на нем до и после 1991 года не играли в ее рассуждениях никакой роли - только геополитические размышления о стратегическом значении Крыма в отношениях между США и Москвой: ведь Россия не могла бы "допустить, чтобы возле ее Черноморского флота вдруг появились силы НАТО".

То, что Кроне-Шмальц нашла такой широкий отклик своими заявлениями о "крымском кризисе", связано не только с живучим "российским комплексом"; многим до сих пор кажется, что "великие державы" договариваются между собой о территориях других стран, и это естественный ход вещей. Кроме того, это свидетельствует как об общей неосведомленности относительно истории этого полуострова, так и о специфическом незнании немецких аспектов этого прошлого. Показательно, что помнят преимущественно лишь о двух событиях, которые оба - хотя и в разной степени - были мифологизированы: визит федерального канцлера Вилли Брандта к Леониду Брежневу в его летнюю резиденцию Ореанда в сентябре 1971 года и авиакатастрофу Йозефа Бойса на севере полуострова в марте 1944 года.

На память о визите Брандта остались иконические фотографии, среди прочих - где он расслабленный, в солнцезащитных очках сидит рядом с Брежневым в скоростном катере во время прогулки вдоль побережья. Через год после подписания Московских соглашений советскому партийному и государственному руководителю было важно обеспечить западногерманскому гостю как можно более приятную атмосферу для переговоров, чтобы продвинуть политику разрядки. Прямо в аэропорту Симферополя, как вспоминал через несколько лет в своих мемуарах Брандт, делегацию пригласили на "небольшой перекус в своеобразной VIP-зоне". Он оказался многочасовым пиром с "непринужденной беседой" и большим количеством алкоголя. "Возможно, хотели проверить, насколько крепкие у гостей нервы. Если так, то я выдержал испытание". Почти без внимания осталось короткое замечание Брандта об одном региональном партийном функционере, бывшем враче Красной армии, который был среди присутствующих и говорил "без предубеждений" о военных событиях в Крыму, особенно о последних боях с вермахтом в 1944 году.

Это могло бы стать отправной точкой для того, чтобы в ретроспективах осветить важнейшие аспекты исторических связей немцев с Крымом - оккупацию полуострова во время Второй мировой войны и совершенные тогда массовые преступления. Но их затмила суета вокруг "купального костюма дипломатии" Брандта (канцлер даже вместе с кремлевским руководителем купался в море; Эрика Хонеккера пятью годами позже в Ореанде приняли гораздо холоднее, и он остался лишь на несколько часов).

Еще более странным является отсутствие интереса к военным событиям в случае с авиакатастрофой Йозефа Бойса - ведь именно это стало фоном, на котором он разместил свое художественное "пробуждение". Во время боев при отступлении в марте 1944 года, как неоднократно рассказывал Бойс, его самолет был сбит, кочевые крымские татары вытащили его из заснеженных обломков, занесли в свою палатку, натерли жиром и завернули в одеяло, чтобы спасти от переохлаждения, а затем кормили медом, чтобы он набрался сил. Это идеально подходило как мифологизированная история к антропософской художественной концепции Бойса, но имело мало общего с реальностью. На самом деле он с пилотом - из-за отсутствия навыков полетов в темноте - промахнулись мимо взлетно-посадочной полосы и совершили аварийную посадку; пилот погиб, Бойс попал с сотрясением мозга в обычный госпиталь. Но слушателей его рассказа больше интересовала близость к природе представленных как "благородные дикари" татар, чем реальность войны. "Кочевники", если бы они еще оставались в Крыму, были бы признаны вермахтом "подозрительными в партизанской деятельности" и в лучшем случае помещены в лагерь, а вероятнее всего - расстреляны.

То, что кажется невинным частным мифом художника, вписывается в многочисленные рассказы немецких участников войны, где собственные страдания преувеличиваются, а страдания людей в оккупированных странах игнорируются. В случае с Крымом существовал миф, который еще при жизни Бойса заслуживал критического переосмысления, поскольку нацистские оккупанты разработали на его основе монструозные планы относительно полуострова: создание "Готенгау" как аванпоста немецкого "жизненного пространства".

Идеи о присоединении Крыма к Германии возникли еще на завершающем этапе Первой мировой войны, когда в апреле 1918 года 52-я армия немецкого Восточного фронта оккупировала полуостров. Это противоречило условиям Брест-Литовского мирного договора, заключенного между Германией и Советской Россией лишь несколькими неделями ранее, и не было согласовано с правительством в Берлине. После того, как новообразованная Украинская Народная Республика еще во время мирных переговоров с Москвой де-факто превратилась в протекторат Германии благодаря продвижению немецких войск, правительство хотело избежать окончательного "имперского перенапряжения" из-за оккупации Крыма.

В то время Крым еще принадлежал России, и в МИД считали целесообразным пока не определяться относительно будущего статуса полуострова. Слишком много еще оставалось неопределенным. В начале мая 1918 года министр иностранных дел Рихард фон Кюльманн заявил, что, учитывая "абсолютно нестабильный характер Украины и непредсказуемость ее дальнейшего развития", Германия не должна "прикладывать никаких усилий" для содействия присоединению Крыма к новому государству. С другой стороны, не отвечало бы интересам Германии, если бы полуостров остался "великорусским" и советское правительство могло бы давить на украинское государство оттуда. Наконец, он также отверг идею о передаче Крыма Османской империи в качестве компенсации за ее потери в Месопотамии и Палестине - это могло привести к конфликту между Турцией и украинским союзником и сближению с британским противником.

На фоне нерешительности гражданского руководства Германии Эрику Людендорфу, заместителю начальника Генерального штаба и фактическому военному диктатору, не составило труда расширить существующие представления о германской восточной империи на Крым. Он воспользовался тем, что там в миниатюре повторялось то, что наблюдалось по всей периферии распада Российской империи: длительный, часто насильственный процесс эмансипации от московского центра и попытки после десятилетий русификации и колонизации достичь национального самоопределения. В Крыму татары - подобно украинцам в Киеве - в ответ на большевистский переворот в Петрограде 6 ноября 1917 года расширили свои требования относительно автономии в составе России до независимости от России. Новообразованное правительство Крымской Народной Республики, состоявшее из крымских татар и опиравшееся на два возвращенных с фронта татарских кавалерийских полка, в январе 1918 года выступило против существующих исполнительных комитетов рабочих, крестьянских и матросских советов. Большевики ответили на это всеобщей забастовкой и контрпереворотом, в ходе которого разгромили татарские правительственные войска, убили ведущих крымских политиков и через несколько недель провозгласили "Таврическую Социалистическую Советскую Республику".

Людендорф воспользовался этим конфликтом как поводом для оккупации Крыма немецкими частями. Когда через несколько недель рейхсканцлер Георг фон Гертлинг спросил его, какие намерения имеет военное руководство на полуострове, тот ответил, что вторжение произошло по просьбе местных татар, которые просили защиты от большевиков. Как и в случае с оккупацией Балтии, Людендорф представил инициированные им военные действия как антибольшевистскую полицейскую операцию, создав таким образом факты, перед которыми рейхсканцлер оказался беспомощным. Такая тактика обхода гражданских институтов соответствовала методам, которые он отрабатывал с 1915 года в "Обер-Ост". Это квази-военное государство Людендорф как начальник штаба Oberkommando Ost сформировал из оккупированных Германией территорий под военной администрацией между Курляндией и северной Беларусью, где действовал практически без контроля со стороны гражданских структур Берлина.

Немецкий командующий в Крыму и Таврии Роберт фон Кош в начале мая 1918 года поручил крымскотатарскому Курултаю (народному совету) сформировать новое правительство. Однако избранный премьер-министр Джафер Сейдамет оказался слишком независимым в своей политике, поэтому его немедленно арестовали. Лишь через два месяца после немецкого вторжения, в июне 1918 года, начало работу многонациональное правительство, приемлемое для немцев, во главе с Мацеем Сулькевичем, потомком литовских татар и бывшим офицером царской армии. В правительство, кроме крымцев, входили русские, украинцы, а также армянин и крымский немец Томас Рапп в качестве министра сельского хозяйства.

Одновременно Людендорф пытался продвинуть более масштабный проект: из Крымской Республики и расположенной к северу от нее Таврической губернии планировалось создать татарско-немецкое колониальное государство, которое простиралось бы до Днепра. В начале мая 1918 года в селе Битень собрались около 400 черноморских немцев - не только из Крыма, но и из таких городов, как Одесса, Мелитополь, Херсон и Бердянск - а также двое татарских делегатов, чтобы обсудить этот проект. Показательно, что проект представил Фридрих фон Линдеквист, который в 1905-1907 годах был генерал-губернатором Германской Юго-Западной Африки, а после 1910 года занимал должность государственного секретаря Имперского колониального офиса. Рядом с ним был Иммануил Винклер, пастор, родившийся в Бессарабии (ныне Республика Молдова) и с 1917 года делегат Всероссийского союза российских немцев. В ряде обращений к Берлину он разработал идею переселить всех тех российских немцев, для которых после запланированной аннексии Лотарингии, "польской пограничной полосы" и Литвы не хватило бы места в Германии. Около 1,4 миллиона человек планировалось переселить в Крым и на территорию между Одессой, Херсоном и Мариуполем. Местных "велико- и малороссийских крестьян" можно было бы легко убедить обменять свою землю на разбросанные немецкие колонии, например, в Бессарабии и на Дону: "Достаточно показать им наши хорошо построенные колонии со всеми сооружениями и садами как приманку".

Для Людендорфа такие идеи звучали как целесообразные. Он уже планировал для военного государства Обер-Ост послевоенные масштабные переселенческие акции, чтобы упорядочить этническое "лоскутное одеяло" на аннексированных территориях и таким образом защитить их от России. В краткосрочной перспективе, учитывая продолжение войны на Западном фронте, ему было важно сделать "запасы и экспортные порты Крыма" "полезными" для Германии, а также завербовать солдат из числа русских немцев. В среднесрочной перспективе благодаря поселению оставшихся на востоке русских немцев в Крыму и Таврии должно было возникнуть "государственное образование, где будет преобладать немецкое влияние и которое обезопасит немецкие экономические интересы в Черном море". Его преемник на должности начальника штаба Обер-Ост генерал Макс Гофман в начале 1918 года во время переговоров с МИД назвал Крым "немецкой Ривьерой", сам Людендорф говорил о Севастополе как о "немецком Гибралтаре" и видел полуостров отправной точкой для осуществления немецкой гегемонии вплоть до Кавказа.

Чтобы реализовать эту концепцию, Людендорф летом 1918 года настаивал на скорейшем признании Крымской Республики и правительства Сулькевича. Однако Берлин отказался от этого, учитывая возобновленные переговоры с советским руководством. Перед Москвой Германия обязалась после нового мирного договора вывести войска с неукраинских территорий, и не хотела также разозлить украинское правительство, которое теперь само выдвигало претензии на Крым. Без согласования с МИД Людендорф в августе 1918 года отправил в Берлин министра финансов Татищева, но там его никто не хотел принимать официально. А неофициально немецкий министр иностранных дел посоветовал ему, что крымскому правительству следует отказаться от идеи независимости и сблизиться с Киевом.

Планы Людендорфа, которые гражданское руководство Германии с самого начала считало иллюзорными, исчезли после вывода немецких войск из Крыма и Украины в ноябре 1918 года. Однако ряд их элементов позже нацисты использовали в своих планах по администрированию оккупированных (или еще не оккупированных) советских территорий. Относительно полуострова в Черном море Гитлер в узком кругу 16 июля 1941 года заявил, что его следует "очистить от всех иностранцев и заселить немцами". Будто повторяя фантазию Людендорфа о Крыме-Таврии, диктатор заявил, что Крым должен стать "территорией Рейха со значительной внутренней областью (территория к северу от Крыма); внутренняя область должна быть как можно больше".

Если планы Людендорфа в конце Первой мировой войны были еще преимущественно утилитарными - Крым в его глазах был интересен прежде всего по стратегическим и экономическим причинам - то для нацистов важную роль играли специфически "фольклорные" мотивы. В истории готов, поселившихся на полуострове в позднюю античность (но чьи следы исчезли там в раннем средневековье), они видели историческое обоснование своих поселенческих фантазий. Еще до нападения на СССР началась настоящая "готомания", а после оккупации Крыма немцы искали археологические доказательства тезиса о столетней "германской" поселенческой непрерывности. Как Оперативный штаб Розенберга, так и СС-Аненербе создали для этих исследований специальные команды.

Тем временем будущий генеральный комиссар Крым-Таврии Альфред Фрауэнфельд разработал широкомасштабные планы переселения для своей будущей сферы влияния. Писатель и "старый борец" после 1930 года занимал должность гауляйтера НСДАП в Вене, с 1936 года работал в МИДе и, вероятно, был избран на эту должность самим Гитлером. Для "Штаба по развитию Крыма" Фрауэнфельд составил сначала "только для служебного пользования" справочник, в котором обобщил статистические данные, псевдоисторические интерпретации и будущую структуру генерального округа. С осени 1941 года он конкретизировал свои мысли относительно немецкого заселения Крыма. Сначала он, как и ранее Людендорф и Винклер, имел в виду русских немцев, а в июне 1942 года добавил в эту группу 210 000 южных тирольцев, которые в 1939 году (после заключения "Стального пакта" с Италией - Ред.) выбрали Германию: по климатическим и сельскохозяйственным условиям предгорья на юге Крыма были удивительно похожи на альпийские долины.

Неудача "молниеносной войны" и поражение немцев, которое стало очевидным не позднее начала 1943 года, помешали реализации планов переселения. Крым на протяжении всей оккупации оставался под военным управлением; Фрауэнфельд как генеральный комиссар мог осуществлять свою власть только над Таврией к северу от Азовского моря. Когда вермахт в 1942 году начал летнюю наступательную операцию на Сталинград, бои на полуострове еще продолжались. В конце 1941 - начале 1942 года Красная армия отбила Керчь на востоке Крыма, а в Севастополе советские солдаты оборонялись от немецких осадных войск под командованием Эриха фон Манштейна до начала июля 1942 года, прежде чем капитулировать с большими потерями с обеих сторон.

Мемуары Манштейна "Утраченные победы", впервые опубликованные в 1955 году и неоднократно переизданные, являются идеальным примером искажения картины немецкой войны на уничтожение. Осужденный военный преступник представил себя военным специалистом, которому ослепленное идеологией руководство постоянно мешало и срывало успехи на поле боя. Но главное - он создал миф о "чистом" вермахте, который якобы не имел ничего общего с массовыми преступлениями немцев на оккупированных советских территориях.

На самом деле Манштейн одобрял убийство евреев. Так, в конце ноября 1941 года он объяснил своим подчиненным, что они должны "понимать необходимость суровой расплаты с еврейством, духовным носителем большевистского террора". Это также было необходимо, "чтобы подавить в зародыше все восстания, которые обычно поднимаются евреями". Ряд массовых убийств офицеры его зоны ответственности буквально заказали у зондеркоманд айнзацгруппы D. Их сотрудники, как и на других оккупированных советских территориях, отвечали за преследование и - в случае евреев, ромов и пациентов психиатрических больниц - убийство "идеологических противников". В то время как к концу 1941 года уничтожение около 60 000 ашкеназских евреев в Крыму было в основном завершено, руководитель айнзацгруппы Отто Олендорф откладывал казни караимов и крымчаков, чтобы выяснить, не были ли они, с "расовой" точки зрения, татарами. После консультаций с Министерством восточных оккупированных территорий это признали в отношении караимов, которых в отличие от крымчаков пощадили.

Лишь в отдельных немецких источниках того времени можно найти критику убийства евреев. Так, связной офицер МИД при штабе 11-й армии Вернер Отто фон Гентиг описал ужас, который вызвала у населения расправа над более 12 000 евреев в Симферополе в декабре 1941 года, "поскольку, конечно, никто не мог подумать, что мы убиваем женщин и детей".

Как часть украинцев надеялась, что в результате германо-советской войны может возродиться украинское государство, так и среди крымских татар был ряд лиц, которые верили, что наступление вермахта может привести к независимости Крыма. Но ни Турция не проявляла большого интереса поддержать крымских татар, ни немцы не были готовы разрешить даже местное татарское самоуправление. Эдиге Кирималь, сторонник крымскотатарского председателя компартии Вели Ибраимова, сбежавший после его казни большевиками в 1928 году за границу, летом 1941 года тщетно пытался добиться этого в Берлине - что не помешало ему впоследствии вступить в ваффен-СС.

Часть оставшихся в Крыму татар и крымских немцев поначалу также с надеждой восприняли приход вермахта. После казни Ибраимова в Крыму начался отказ от политики "коренизации". Национально-коммунистическое поддержание этносов на периферии советской империи при Сталине превратилось во все более жесткие преследования, от которых пострадали, кроме поляков, немцев, украинцев и евреев, также крымские татары. Наряду с якобы "кулаками" жертвами Большого террора стали многочисленные крымскотатарские интеллектуалы. Большинство из примерно 52 000 крымских немцев, в свою очередь, через несколько недель после немецкого нападения вместе с другими русскими немцами были депортированы на восток СССР, поскольку Сталин подозревал их в коллаборационизме с нападающими. Как и большинство из примерно 1000 оставшихся крымских немцев, многие крымские татары в результате пережитого террора воспринимали солдат вермахта как своих освободителей от советского ига и поначалу были готовы сотрудничать с оккупантами.

Хотя даже в случае службы во вспомогательной полиции это не всегда можно понимать как "коллаборацию с врагом" в узком смысле. Офицеры советской тайной полиции часто констатировали, что обвиняемые ничем не провинились и вступали в подразделения, потому что не было другой оплачиваемой работы или чтобы избежать отправки на принудительные работы в Германию. Но именно этим аргументом советская власть обосновала депортацию 200 000 крымских татар в Центральную Азию и Сибирь в мае 1944 года. Только после распада Советского Союза они или их потомки смогли вернуться на полуостров. Как косвенные жертвы немецкой агрессии крымские татары страдали от последствий немецкой захватнической и уничтожающей войны дольше, чем любая другая группа в Восточной Европе.